Поздние новеллы - Страница 45

К оглавлению

Вот он, исход. Хоть и кажется ясным, решающим, может

Он подвести. Что такое победа и что — пораженье?

Где они? Можно ль о них говорить? Да расставлены ль

точки?

Разве победа в борьбе за владычество над обречённой,

Гаснущей, мертвенной ветхостью — это и вправду победа?

Ведь к завершенью приходит эпоха, и хочет отринуть

Новь человечества вовсе не эту победу, что спорна,

Но вопиющее зло и бесчестие. Взглянем открыто,

В скромной надежде, без шуточек и преждевременных

гимнов -

Что будет дальше. Ведь разве известны народам их судьбы?

Что твою родину ждёт? И какие нас ждут измененья?

Всё в руце Божьей, и верно Германия чувствует сердцем

Волю Его. Мы же все — лишь орудье, так будем смиренно

Этим орудьем и выполним всё, что предложит нам время,

Чтобы дела наши людям на пользу пошли, хоть немного.

Верить нам надо: искусство, хоть кажется делом отдельным,

Объединяет, способно смягчить наши души, свободу

И чистоту нам несёт, никогда не препятствуя людям

В их тяготении к лучшему. Кто же в стремлении стоек,

Целью избрав совершенство, тот делу добра помогает.

Плавною речью вёл юноша службу. Из уст его детских

Евангелических слов изливался поток. И когда проповедник

Речь прерывал, не найдя, что сказать, — всё равно

говорил он.

Слово в словах обретая, и в этом искусство и опыт

Он обнаруживал явные. Но, вне сомнения, всё же

Было ему что сказать. Это лучшее, суть его речи,

Прямо из сердца та речь исходила, она называлась

Словом «л ю б о в ь», и удачнее выбора сделать не мог он.

Слушали мы с одобрением, как, восприимчивый духом,

Юноша славил губами подвижными дар ещё больший.

Вовсе неплохо слагал он слова и использовал умно

Все преимущества той обстановки, всё зримое, чтобы

Дух человечности, нежно-беспомощный пред ритуалом,

Впитывал проповедь. В чёрном своём платоническом

платье

Властно сердца направлял к своему он предмету и чувства

Нежные в душах людских воскрешал, горячо увлекая.

Те же, кто слушал, и так восприимчивы были. Жестокость

Времени страшного сделала их уязвимее, мягче.

Ты, о дитя моё, символом стала тогда драгоценным,

Явленным чувствам людей, устрашённых и опустошённых

Вечным смятеньем. И люди тянулись к тебе благодарно,

Радуясь этой возможности вырваться хоть ненадолго

Из жесткосердного мира и в кратком застыть умиленьи.

* * *

И среди речи крещаемой голос раздался высокий.

Видимо, долгая речь со звучаньем её монотонным

Так напугала её, что малютка забилась, заплакав

И протестуя. В сторонку её отнесли, успокоив.

Но, не смутившись вторжением этим наивным, священник

Всё продолжал говорить то, что важным сказать полагал он,

Голос на плач возвышая, что было, считал он, уместным.

Как подобало по сану, торжественно он обратился

К крёстным с вопросом, клянутся ль они, что поддерживать

будут,

Верной и твёрдой опорою став, обращённого в веру

Маленького человечка, с любовью храня его душу

От всевозможного зла. И промолвили тут же согласно

«Да» дорогие избранники. Голос пристоен, негромок

Был их, серьёзен, в нём было почтенье к достоинству сана

Юного пастора и к торжеству этой краткой минуты.

Первый — чуть глухо, поскольку он долго молчал, это слово

Стоя промолвил, второй же, склонившийся к посоху, -

с кресла.

Слово от них получив, за священное действо немедля

Принялся юноша-пастор, водой окрестил он ребёнка,

Вновь принесённого. Тут ты затихла, позволив охотно

Древнему чину свободно свершиться. К концу ж ритуала

Мама держала тебя, передав после этого бережно в руки

Старшему, мастеру, автору книги той самой. Тебя он

Взял неумело, поэт и мыслитель, на левую руку.

Так же беспомощен был он, как груз его малый, но -

браво!-

Не уронил, удержал и подставил тебя под крещенье.

Пастор его на тебя изливал из горстей, изрекая

Формулы те, что с сим действом союзны, а служка в ладони

Тёплую воду ему перед тем выливал из сосуда,

Крупного, взятого в церкви. Вода же с головки стекала

Милой твоей в золочёное лоно купели, как раньше

Так же стекала она и с моей, и с головок братишек

Славных твоих и сестрёнок. И знаком приветствия свыше

Имя твоё прозвучало впервые торжественно. Так же

Имя твоё прозвучит у могилы как знак отпущенья.

Имя Элизабет дали тебе. И решение было

Это моё, ибо чистое имя такое встречалось

В нашем роду очень часто. Носили его неизменно

Матери наши и тётки. И сердце моё возжелало,

Чтоб ты вошла в вереницу сих путниц старинного рода.

Властно взывали глубины времён к сокровенным истокам,

К дальним корням человеческой сути моей. Ощущал я

Внуком себя. И не подлым, зловольным зову в себе мужа,

Что лишь фанфары грядущего слышит и гибель былого

Не замечает, о нет, сохраняет он верность былому,

Смерти, истории, и непрестанно он мыслью своею.

Духом он к ним возвращается, к связи вещей вековечной.

Так всё свершилось. Когда наконец отзвучала молитва

Благодарения, крёстный и с гордостью, и с облегченьем

Матери маленькую христианку вернул, и сейчас же,

Счастья желая, столпились вкруг вечного символа гости,