Поздние новеллы - Страница 56

— Предательство! — воскликнул он. — Все погибло! Оставьте надежду на победу! Яхве сильнее нас, это бог непостижимого коварства!

С подобными выражениями отчаяния Амалик опустил меч и был разбит.

Лишь немногим из амаликитян удалось бежать на север, где они присоединились к вождю. Израиль же вошел в оазис Кадес, он открылся им — пересеченный широким, шумным ручьем, который был окаймлен полезными кустарниками и плодовыми деревьями, полный пчел и певчих птиц, перепелов и зайцев. Оставленные в селениях дети Амалика умножили число собственного подрастающего поколения. Жены Амалика стали женами и рабынями Израиля.

XIII

Моисей, хоть у него долго еще болели руки, был счастлив. Что он так и остался очень измученным, самым измученным из всех людей на земле, мы еще увидим. Но пока он был очень счастлив благоприятным развитием событий. Исход удался, мстительная мощь фараона потонула в Чермном море, шествие по пустыне окончилось благополучно, а в сражении за Кадес с помощью Яхве была одержана победа. Он был велик в глазах рода отца, был в силе успеха, был «тем человеком Моисеем, который вывел нас из Египта», а это как раз и требовалось ему, чтобы приступить к труду, к труду очищения и формования под знаменем Незримого, бурения, отсекания и лепки плоти и крови, чего он так жадно желал. Он был счастлив, что заполучил наконец-то эту плоть в обособленности, на вольных просторах, в оазисе под названием «Святилище». Тот стал ему мастерской.

Он показал народу гору, виднеющуюся среди других на востоке от Кадеса за пустыней: Хорив, который можно было назвать и Синаем, на две трети поросший кустарником, а сверху пустынный, пристанище Яхве. Что он и был этим пристанищем, представлялось правдоподобным, так как гора являлась необычной, выделяясь среди своих сестер облаком, которое, никогда не отклоняясь, лежало над вершиной в форме крыши и днем отливало серым, а ночью светилось. Там, услышал народ, на поросшем кустарником склоне, под скалистой вершиной Бог из горящего тернового куста говорил с Моисеем, поручив ему вывести их из Египта. Они слушали с испугом и трепетом, покуда занимавшими у них место почтительного страха и благоговения. Правда, когда Моисей показывал им гору с длительного хранения облаком и разъяснял, что там восседает Бог, возжаждавший их, возжелавший быть их единственным Богом, у всех, даже у бородатых мужчин обычно тряслись коленки, как у трусливых зайцев, и Моисей, потрясая кулаками, выговаривал им за вульгарность и позаботился о том, чтобы они стали относиться к Яхве более мужественно-доверчиво, соорудив Ему жилище и у них, в самом Кадесе.

Ибо Яхве имел переменную дислокацию — это было связано, как и еще кое-что, с Его незримостью. Он находился на Синае, Он находился на Хориве, а теперь вот, едва немного обустроились в Кадесе, в селениях амаликитян, Моисей соорудил Ему дом и здесь — шатер невдалеке от собственного, который назвал шатром встречи, или шатром собрания, а еще скинией собрания и где разместил священные предметы, являющиеся подручным материалом для почитания Безобразного. Преимущественно это были предметы, которые Моисей ввел, памятуя о культе мадианитянского Яхве: в первую очередь своего рода сундук с шестами для переноски, на котором, по словам Моисея — а уж он-то знал, — незримо восседало Божество и который, если, например, в попытке отомстить надвинется Амалик, нужно взять на поле битвы и нести перед собой. Далее, подле сундука хранился жезл с головой змеи, именуемый также Медным змеем, в память о трюке Аарона, с благими намерениями проделанном перед фараоном, но все-таки с сопроводительным значением, что это вместе с тем и жезл, который Моисей простер над Чермным морем, дабы оно расступилось. Но особенно шатер Яхве таил еще так называемый ефод, потрясаемый карман, из которого выскакивали «да» или «нет», «справедливо» или «несправедливо», «хорошо» или «плохо», жребий оракула «урим и туммим», когда в случае возникновения трудного вопроса, для людей неразрешимого, приходилось взывать непосредственно к третейскому суду Яхве.

Однако в основном возникавшие между людьми спорные и правовые вопросы Моисей решал сам, замещая Яхве. Это было даже первое, что он сделал в Кадесе — учредил судебное присутствие, где в определенные дни улаживал тяжбы и вершил право: там, где начинался самый сильный источник, испокон веков называвшийся Ме-Мерива, то есть «источник тяжбы»; там он вершил право, источая его священным, как выбивающаяся из-под земли вода. Но если подумать, что в сферу его единоличной юрисдикции входило целых двенадцать тысяч пятьсот душ, то можно прикинуть, как он был измучен. Ведь вокруг его седалища у источника толпилось несметное количество людей, поскольку право для забытого и заброшенного рода являлось чем-то совершенно новым, поскольку род до сих пор едва ли подозревал о его существовании — а теперь вот узнал, что, во-первых, право совершенно непосредственно связано с незримостью Бога и Его святостью, находится под Его покровом, а во-вторых, включает в себя и нарушение права; этого простой люд долго никак не мог понять. Ибо полагал, что там, где вершится право, правым должен оказываться каждый, и поначалу не хотел верить, будто кто-то может получить по праву и так, что он по праву не получит и придется уйти несолоно хлебавши. Такой человек скорее всего жалел потом, что не уладил дело с противником по старинке, при помощи камня в кулаке, вследствие чего оно, возможно, приняло бы иной оборот, и с большим трудом учился у Моисея, что это против незримости Бога и что никто не уйдет несолоно хлебавши, благодаря праву не получив по праву; так как право в его святой незримости сколь красиво, столь и достойно, вне зависимости оттого, признает ли оно кого правым или неправым.