Поздние новеллы - Страница 42

К оглавлению

Мальчик иное в дворце, где внизу коренастые арки

Видели дожей, а сверху, под сенью листвы грациозной

Ратуши реют аркады, в которой находится биржа

Бюргеров вольного града. О нет, эта связь неразрывна!

Тайные нити роднят эти порты республик торговых,

Родину, милую сердцу, с манящей мечтою Востока.

Мальчик вкушал восхищённо в давнишней рождественской

сказке

Блюдо, которое знали все немцы: везде деловито

Торт возводили в четвертый адвент кулинары, как будто

Города символ — ворота и башни — лепили из сласти.

Лакомства клейкая манна явилась, конечно, с Востока.

Сахар, циндаль золотистый и розы настой благовонный:

Вот она — пища гаремов, которая хлебом святого

Марка в Венеции стала. Зовём мы её марципаном.

Он «масапан» для испанцев, и он же «маспен»

для французов,

Он же «масох» для евреев (названье пасхальных лепёшек),

Племени жаркой пустыни и племени горьких кочевий,

Скрепой Заката с Восходом в рассеяньи ставшем извечном.

Так же и лет через десять вдруг обмерло юное сердце:

В зале, сияющем золотом, девы увидел я образ,

Той, что теперь твоя мама, столь близко знакомый

мне ныне.

Там же, в чертоге, была она дивной принцессой Востока —

Черные кудри в венке золотистом спадали на плечи,

Словно из кости слоновой точёные в древности, плечи

Девочки хрупкой, загадочной, плечики нильской

флейтистки,

И на пурпурное платье. Сей лик, и чужой, и серьёзный,

Бледностью веял жемчужной, и будто глаголили молча

Что-то огромные очи. О дивная сказка Востока!

Край восходящего солнца, он пряною дышит мечтою!

Знай же, хранимая мною, что в это мгновенье свершилось

Предначертание неба; и я в молодом опьяненьи

Глаз не сводил с незнакомки, вот тут-то и выпал твой

жребий,

Голос, воззвавший к тебе, возвестил свою волю. Усердно

Я добивался её и добился согласия девы,

Ввёл её в дом, как желало того полюбившее сердце.

Так что, тебя созерцая, кочую по родинам милым,

Крошка с бровями германских отцов и горбинкой

от мавров.

Родины нет сокровенней, исконней и глубже Востока,

Родины душ человеческих, мудрости древней и нежной.

Разве не там, на Востоке, когда-то могучую книгу

Гений ганзейский создал, представленьем и волей желая

Мир объяснить, сопрягая германскую силу мышленья

С Упанишадами, тайну вселенной хранящими мудро?

Так, замечтавшись, в объятия чувств забираю я нежно

Ту, что дороже всего на планете, тебя, моя детка,

Вместе с тобой обнимаю я крепко и духа наследство,

Что приобрёл и храню, утешение в жизни и смерти,

Так я у нильской корзинки сижу и держу неотрывно

Ручку твою и гляжу на загадку лица дорогого.

Крещение

В будущем чтобы ты знала, тебе расскажу о крещенье

Славном твоём, ты о нём прочитаешь, когда повзрослеешь.

Тщательно ход торжества был продуман, в деталях.

И близко

К сердцу отец его принял, и предусмотрительным духом

Всё охватил он: и пастора выбрал, и крёстных достойных,

Зная, как важно, чтоб каждый отмечен был чем-то особым.

Много пришлось хлопотать и писать всевозможные письма,

Дату торжеств уточняя, чтоб всем подошла эта дата.

Трудно мне было уладить вопрос расписанья, поскольку

Крёстного я пригласил издалёка и пастора тоже.

Пастор в Саксонии служит, он юный пока что викарий,

Но сочетает в себе этот доктор вселенскую мудрость

И поэтический дар; в переписке мы были уж долго;

И предпослал моё имя из дружбы одной он сердечной

Дельной работе своей, что дала ему званье и славу.

Выбрал его я крестителем, ибо кто знает, кого там

Нам лютеранская церковь пришлёт, если дело пустить

самотёком,

Глядь, и прибудет какой-нибудь рохля елейный, который

В фарс превратит торжество. Избежать мне хотелось такого.

С этим уладили дело. О крёстных чуть ниже обмолвлюсь.

Вот и назначенный день наступил, день осенний,

прекрасный.

Комнату мы в возбужденьи счастливом убрали цветами,

Теми, которые осень нам дарит. Купил хризантемы

Я на базаре у ратуши — и белоснежно-лилейных,

И разномастно-цветистых (поскольку в саду нашем только

Зелень осталась да плющ), чтоб дополнить парадность

убранства.

Дальше расставили мы все цветы по стаканам и вазам

В трёх помещеньях, а самый букет благолепный украсил

Стол твой крестильный, стоявший до этого в комнате мамы.

Мы разместили его у окна, твой алтарь предстоящий,

Тонким дамастом льняным застелив, отыскав самый лучший.

Всё засверкало серебряной утварью. В церкви мы взяли

Всё для крещенья: Распятье Святое, кувшин и подсвечья.

Только купель у нас издавна в доме хранится, в которой

Крестятся наши четыре уже поколения кряду.

Ты — из четвёртого. Очень красива она, благородна,

Формы предельно простой, серебро её гладко, изящно.

Ванна стоит на овальной подставке, внутри позолота

Старозаветная где-то поблекла. По верхнему краю -

Ясный орнамент, из роз он и листьев зубчатых, начала

Прошлого века купель и во вкусе исполнена строгом.

Блюдо же, то, что подставкою служит, гораздо древнее.

Это семнадцатый век, а точнее — его середина.

Ровная дата указана в рамке помпезной, гравёром