Поздние новеллы - Страница 101

101

Зачем мы так не поступили? Мы избежали бы тогда встречи с роковым Чиполлой; однако слишком многое сошлось, чтобы заставить нас тянуть с отъездом. Кто-то из поэтов сказал, что единственно лень удерживает нас в неприятной обстановке, — можно было бы привлечь это остроумное замечание для объяснения нашего упорства. К тому же после таких стычек не очень-то охотно покидаешь поле боя; не хочешь признаваться, что оскандалился, особенно если выражения сочувствия со стороны укрепляют твой боевой дух. В вилле «Элеонора» не существовало двух мнений относительно причиненной нам несправедливости. Итальянские знакомые, наши послеобеденные собеседники, считали, что история эта никак не способствует доброй славе страны, и собирались, на правах соотечественников, потребовать от господина во фраке объяснения. Но тот уже на следующий день скрылся с пляжа вместе со всей своей компанией — не из-за нас, разумеется, однако не исключено, что именно сознание предстоящего отъезда придало ему отваги, — так или иначе, его исчезновение было для нас большим облегчением. А если говорить начистоту — мы остались еще и оттого, что в здешней обстановке было что-то необычное, а необычное само по себе представляет ценность, независимо от того, приятно оно или неприятно. Надо ли капитулировать и уходить от переживаний, если они не обещают вам радости или удовольствия? Надо ли «уезжать», когда жизнь становится тревожной и не совсем безопасной или же несколько тяжкой и огорчительной? Нет, надо остаться, надо все увидеть и все испытать, тут-то и можно кое-чему научиться. Итак, мы остались и, как страшную награду за нашу стойкость, пережили впечатляюще злополучное выступление Чиполлы.

Я не упомянул, что примерно ко времени учиненного над нами административного произвола наступил конец сезона. Донесший на нас блюститель нравственности в котелке был не единственным приезжим, покинувшим курорт; итальянцы уезжали толпами, и множество ручных тележек с багажом потянулись к станции. Пляж утратил свой сугубо национальный характер, жизнь в Торре, в кафе, на аллеях сосновой рощи стала и более простой, и более европейской; вероятно, теперь нас даже допустили бы на застекленную веранду «Гранд-отеля», но мы туда не стремились, мы чувствовали себя хорошо и за столом синьоры Анджольери — если вообще мыслимо было считать наше самочувствие хорошим, с той поправкой, которую вносил в него витавший здесь злой дух. Однако вместе с такой благотворной, на наш взгляд, переменой резко изменилась погода, показав себя в полном согласии с графиком отпусков. Небо заволоклось, нельзя сказать, чтобы стало прохладней, но откровенный зной, царивший эти три недели (а скорее всего еще задолго до нашего приезда), сменился томящей духотой сирокко, и время от времени слабый дождичек кропил бархатистую арену, на которой мы проводили наши утра. К тому же надо заметить, что две трети срока, выделенного нами на Торре, уже истекло; сонное, выцветшее море с чуть колышущимися на его плоской глади вялыми медузами как-никак было нам внове, и смешно было бы тосковать по солнцу, которое, когда оно безраздельно властвовало, исторгало у нас столько вздохов.

К этому-то времени и появился Чиполла. Кавальере Чиполла, как он именовался в афишах, которые в один прекрасный день запестрели повсюду, в том числе и в столовой пансиона «Элеонора», — гастролирующий виртуоз, артист развлекательного жанра, forzatore, illusionista и prestidigitatorе (так он себя представлял), намеревающийся познакомить высокоуважаемую публику Торре-ди-Венере с некоторыми из ряда вон выходящими явлениями таинственного и загадочного свойства. Фокусник! Объявления оказалось достаточно, чтобы вскружить голову нашим малышам. Они еще никогда не видели ничего подобного, каникулы подарят им неизведанные ощущения. С этого времени они донимали нас просьбами взять билеты на фокусника, и хотя нас сразу смутил поздний час начала представления — оно было назначено на девять вечера, — мы уступили, решив, что после некоторого знакомства со скромными, по всей вероятности, талантами Чиполлы отправимся домой, а дети наследующее утро поспят подольше, и приобрели у самой синьоры Анджольери, взявшей на комиссию достаточное количество хороших мест для своих постояльцев, четыре билета. Поручиться за качество исполнения она не бралась, да мы и не ждали ничего особенного; но нам самим не мешало немного рассеяться, а кроме того, нас заразило неотступное любопытство детей.

В помещении, где кавальере предстояло выступить, в разгар сезона демонстрировали сменявшиеся каждую неделю кинофильмы. Мы там ни разу не были. Путь туда лежал мимо «palazzo» — развалин, сохранивших контуры средневекового замка и, кстати говоря, продававшихся, — по главной улице, с аптекой, парикмахерской, лавками, которая как бы вела от мира феодального через буржуазный к миру труда, так как заканчивалась она среди убогих рыбацких лачуг, где старухи, сидя у порога, чинили сети, и здесь-то, уже в самой гуще народа, находилась «sala», по существу, вместительный дощатый сарай; его похожий на ворота вход с двух сторон украшали красочные плакаты, наклеенные один поверх другого. Итак, в назначенный день, пообедав и не спеша собравшись, мы отправились туда уже в полной темноте, дети в праздничном платье, счастливые, что им делается столько поблажек. Как и все последние дни, было душно, изредка вспыхивали зарницы и накрапывал дождь. Мы шли, укрывшись зонтами. Ходу до зала было всего четверть часа.

У двери проверили наши билеты, но предоставили нам самим отыскивать свои места. Они оказались в третьем ряду слева; усевшись, мы обнаружили, что с достаточно поздним временем, на которое было назначено начало представления, не очень-то считаются: курортная публика лениво, словно намеренно желая прийти с опозданием, заполняла партер, которым, собственно, поскольку лож тут не было, и ограничивался зрительный зал. Такая неторопливость нас несколько встревожила. Уже сейчас на щечках детей от ожидания и усталости горел лихорадочный румянец. Лишь отведенные под стоячие места боковые проходы и конец зала при нашем появлении были битком набиты. Там стояли, скрестив голые по локоть руки на полосатых тельняшках, представители мужской половины коренного населения Торре: рыбаки, задорно озирающиеся молодые парни, и если нас обрадовало присутствие в зале местного трудового люда, который один только способен придать подобного рода зрелищам красочность и юмор, то дети были просто в восторге. У них были друзья среди местных жителей, они заводили знакомства во время вечерних прогулок на дальние пляжи. Часто, когда солнце, устав от титанического своего труда, погружалось в море, окрашивая накатывающую пену прибоя золотистым багрянцем, мы по пути домой встречали артели босоногих рыбаков; гуськом, упираясь ногами и напруживая руки, они с протяжными возгласами вытаскивали сети и собирали свой, по большей части скудный, улов frutti di mare в мокрые корзины, а наши малыши глядели на них во все глаза, пускали в ход те несколько итальянских слов, которые они знали, помогали вынуть сети, завязывали с ними дружбу. И сейчас дети обменивались приветствиями со зрителями стоячих мест, вон там стоит Гискардо, вон там Антонио, они знали их по именам и, маша рукой, вполголоса окликали, получая в ответ кивок или улыбку, обнажавшую ряд крепких белых зубов. Смотри-ка, пришел даже Марио из «Эсквизито», Марио, который подает нам к столу шоколад! Ему тоже захотелось посмотреть фокусника, и, должно быть, он пришел спозаранок, он стоит почти спереди, но и виду не подает, что заметил нас, уж такая у него манера, даром что только младший официант. Зато мы машем лодочнику, выдающему напрокат байдарки на пляже, и он там стоит, но позади, у самой стенки.

101